http: //web. zone. ee/severjanin/cita/psevdonim/psevdonim.html
Псевдоним поэта как часть творческого наследия
и факт биографии.
Фрагмент диссертации.
История возникновения псевдонима.
Поэт старшего поколения Константин Фофанов, с которым молодой поэт Игорь Лотарев был знаком с 20 ноября 1907 года по день его смерти - 17 мая 1911 года, внушил ему идею личной творческой гениальности. Он внушил молодому человеку также и то, что ум поддается тиражированию, поэтому ум есть достояние толпы, а индивидуальностью обладает только безумие, поэтому безумие и есть удел гения. В этом есть какая-то своя логика, которую при всей ее парадоксальности нельзя не признать за логику.
С темой гениальности тесно связан псевдоним Игоря Лотарева, придуманный не без деятельного участия Константина Фофанова. Псевдоним Игоря Лотарева в творческой биографии поэта символизирует переход от эпохи ученичества к эпохе мастерства. Если юношеские псевдонимы Игоря Лотарева «Мимоза», «Игла» и «Граф Евграф Д'Аксанграф» - это еще неотъемлемая часть ученического процесса, даже игры в поэта, то псевдоним «Игорь-Северянин» - это уже акт инициации Поэта с большой буквы. Игорь-Северянин - это уже зрелый, опытный мастер. Профессор С. А. Белковский в работе «Инициация взросления в различных культурах» отмечает:
«Инициация была одним из "ритуалов перехода", сопровождающих наиболее значимые социально-личностные изменения в жизни человека: рождение, взросление, брак, зрелость, смерть и пр. Выражение "ритуал перехода" показывает, что человек перешел с одного уровня своего опыта на другой. Совершение ритуала перехода говорит о социально признаваемом праве на изменение или трансформацию - праве вступить на новый уровень своего развития. Как бы сдать экзамен на новый уровень своей личностной и социальной зрелости и получить новые инструкции для правильного прохождения новой стадии жизни. Институт "инициации" очень древен, его находят в самых архаических культурах».
(Инициация поэта в связи с его новым самоназванием представляет собой отдельную проблему, которая не является темой настоящего исследования, и затронута здесь постольку, поскольку объясняет некоторые существенные моменты биографии.)
индивидуализма - игры в гениальность. Поэтому еще при жизни поэта сложилась практика опрощения псевдонима и написание его в форме имени и фамилии - «Игорь Северянин». Вытравление дефиса из псевдонима поэта - суть проявление остатков древнего магического сознания. Ритуальная кастрация литературного имени как бы дает критику, редактору, журналисту определенную власть над его носителем. Если современное литературоведение не идет далее вытравления из псевдонима дефиса, то журналистика и публицистика довершают процесс кастрации, доводя его до логического завершения - «Северянин» или трансформируют имитацию имени и фамилии в полное гражданское имя - "Игорь Васильевич Северянин".
Знание подлинного имени дает магу (колдуну, ведьме) власть над его носителем. С этой точки зрения, псевдоним Игоря Лотарева выполняет функции оберега. Иллюстрацией этому обстоятельству вполне может служить «забывчивость» В. В. Шульгина, который, хотя и оставил интереснейшие воспоминания о встречах с поэтом в Югославии в 1930 и 1933 годах и даже находился с ним в переписке, но так и не смог вспомнить его настоящей фамилии. В воспоминаниях Шульгина (РГАЛИ) Игорь-Северянин фигурирует в качестве «кажется, Четверикова». Еще один пример - встреча на вокзале в Тапа (Эстония) в 1938 году Игоря-Северянина и совершающего турне нобилевского Лауреата Ивана Бунина. Здороваясь, Бунин произнес имя поэта и запнулся, не сочтя возможным обратиться к коллеге, используя его псевдоним. Это дало повод Игорю-Северянину упрекнуть Бунина в том, что он не знает современной ему русской литературы, подразумевая, что он не знает подлинной фамилии и отчества самого поэта.
Поэт Константин Михайлович Фофанов исторически принадлежал к уходящему веку, хотя все его творчество - чистое и честное обращено в будущее. Он был последним русским поэтом литературного XIX столетия, в котором, по выражению Игоря-Северянина, «четверть века центрил Надсон». Однако ему не дано было предугадать, что одной из характеристик уже наступившего календарного ХХ века будет массовое тиражирование безумия. На скрижалях основанной Игорем-Северяниным Академии Эго-Поэзии было начертано: «». Отсюда это знаменитое «я - гений», в котором поэт не разрешал никому сомневаться.
В основе всего творчества Игоря-Северянина лежит посылка «» практически равнозначная утверждению «». Мы можем судить об этом с достаточной степенью вероятности, именно потому, что поэзия для него никогда не стояла на первом месте. Музыка (опера), женщины, рыбалка, выпивка в компании - эти приоритеты часто и на разное время менялись местами, но поэзия как таковая никогда не была на первом месте долее того времени, которое было потребно для того, чтобы сложить на бумагу «выпевшиеся» свободно строки. Поэтому:
Я - соловей: я без тенденций
… […]
Я так бессмысленно чудесен,
Что Смысл склонился предо мной.
(«Интродукция». Соловей. Берлин, 1920.)
Соловей гениален изначально по своей природе, только потому, что он - соловей, а не по какой-то иной причине. Поэт гениален, потому что он - поэт, а не по какой-то иной причине, например, по причине его «выдающегося» творчества, оцененного современниками в качестве «гениального». Соловей на ветке выполняет предназначение: свободно поет и в песне называет вещи своими именами. Он не нуждается в одобрении слушателей и равнодушен к критике. Предназначение поэта в мире, - это предназначение соловья: петь и в песне называть вещи своими именами, причем не просто называть, а именно давать им первоначальные названия. По мнению поэта, философа и переводчика Владимира Микушевича, первый человек Адам, созданный по подобию Божию, т. е. наделенный свободой воли, был и первым поэтом. Адам выполнял в райском саду первопослушание, давая названия растениям и бессловесным тварям. Именно через название вещи и твари начинали быть и получали право на самостоятельное существование.
«Игорем-Северяниным» является началом реализации индивидуального предназначения поэта. Однако новое имя в миру не утрачивает функции оберега. При этом сама поэзия в жизни не обязательно должна стоять на первом месте. Вот очень точная и подходящая случаю цитата из Александра Сергеевича Пушкина:
Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботах суетного света
Он малодушно погружен;
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он. […]
(«Поэт».)
«Игорь-Северянин» равнозначен формуле «я - гений». Тандем в известном смысле представляет собой основную мифологему поэта. Под мифологемой мы понимаем в данном случае устойчивое состояние индивидуальной психофизиологии, в котором зафиксированы каноны существующего для поэта порядка вещей, а также описания того, что для него существует или имеет право на существование. То, чему поэт отказывается дать название, перестает для него существовать в реальности и наоборот, то, что им названо, получает право существовать самостоятельно, право быть вне мифологемы поэта. Основную часть стандартной мифологемы составляет объяснение того, почему существует то, что существует, и почему оно функционирует именно так, а не иначе. Псевдоним - суть особая мифологема, но и в усеченном виде она фиксирует основной порядок вещей и служит концептуальным обоснованием взаимодействия поэта с обществом. В некотором смысле люди, реализующие собственную мифологему, живут в ней и поэтому нечувствительны к реальности. Отчасти это объясняет тот факт, что история хотя и прошла сквозь биографию поэта Игоря-Северянина, но не оказала существенного влияния на ее творческую составляющую, потому что не была частью личной мифологемы. Именно поэтому Игорь-Северянин взял себе за правило никогда не отвечать на критику прозой.
Спустя много лет эстонский писатель Вальмар Адамс, друживший с Игорем-Северяниным с начала 20-х годов, рассказывал мне, что установка «я - гений» действовала до конца активной творческой жизни поэта, потому что игра в гениальность после осознания поэтом собственного предназначения стала его жизненным кредо. Есть и другие примеры: сын Фофанова Константин Олимпов, трансформировал свою игру в гениальность в образ жизни, который стал настоящим безумием. Ему принадлежит весьма выразительная на сей счет поэза:
Не сгорая гореть неземным,
Жить и плакать душою младенца
Навсегда, навсегда, навсегда.
Надоела стоустная ложь,
Я хочу быть душевно-больным!
На землей, словно сволочной проч,
В суету улыбается Дьявол,
Давит в людях духовную мочь,
Никогда, никогда, никогда.
Я стихийным эдемом гремуч,
Ослепляю людское злосчастье,
Я на небе, как молния, зряч,
Для толпы навсегда, навсегда,
Я хочу быть душевно больным!
Фофанов научил Игоря-Северянина приемам управления толпой. По свидетельству уже упоминавшегося Вальмара Адамса, свои откровенно эгофутуристические перлы поэт называл «стихами для дураков» и никогда не «пел» их после февраля 1918 года. Почему? Потому, что той толпы уже не было: дурачество закончилось, началось изгнание - эмиграция, а псевдоним остался. Он даже приобрел в миру более глубокое значение, потому что из самоназвания, из игры в гениальность превратился в один из ярких символов утраченной эпохи: не потому что это «ананасы в шампанском», а потому что это ананасы Игоря-Северянина.
весьма далека от всего того, что нам доводилось читать о поэте у других его современников. По свидетельству Георгия Шенгели, Игорь-Северянин никогда (за редкими исключениями) ни с кем не говорил серьезно: «Ему доставляло удовольствие пороть перед Венгеровым чушь и видеть, как тот корежится "от стыда за человека". Игорь каждого видел насквозь, непостижимым чутьем, толстовской хваткой проникал в душу, и всегда чувствовал себя умнее собеседника, - но это ощущение неуклонно сопрягалось в нем с чувством презрения. Вы спросите, - где гарантия, что и меня не рядил он в дураки? Голову на отсечение не дам...» [ Е. Коркина. Георгий Шенгели об Игоре Северянине. Таллинн, № 3, 1987, с. 91]
Ссылка на «самый демонический ум» в связи с проблемой псевдонима не случайна, ибо она тесно примыкает к знакомству и дружбе с Константином Фофановым. Именно с Фофановым связана история псевдонима «Игорь-Северянин». Любимым развлечением поэта в зимнее время были лыжи, с которыми он не расставался до середины 30-х годов. Зимой он частенько приходил в гости к Фофанову в Гатчину с мызы Ивановка на лыжах: «Лыжный спорт с детства - один из моих любимейших, и на своих одиннадцатифутовых норвежских беговых лыжах с пружинящими ход американскими "хомутиками" я пробегал большие расстояния». [Игорь-Северянин. "Из воспоминаний о К. М. Фофанове". Соч. СПБ, "Logos", 1996. Том V, с. 9.] А вот несколько строк из его письма к поэтессе Ирине Борман от 5 декабря 1927 года: «Я, право, не знаю, удастся ли нам попасть к Вам: мои лыжи сломаны, а новые я хотел купить в Ревеле, полагая, что вечер будет до праздников. Теперь же я задумываюсь. За последнее время трижды ездил в Нарву, но там ничего подходящего, - в смысле лыж, - нет». [Частный архив в Москве. Копия в архиве автора и в интернете на сайте автора http: //www.hot. ee/mvp/post/mail/mail-00.html ]
Обратимся теперь к Константину Фофанову и прочтем его посвящение Игорю Лотареву, написанное зимой 1908 года в Гатчине:
Весенний плеск, веселый гул,
Но прочитал твои творенья,
Мой Северянин, - и заснул...
И спало все в морозной неге -
И, как гигант, мелькал на снеге
При лунном свете лыжеход...
[Игорь-Северянин. «Из воспоминаний о К. М. Фофанове». Соч. СПБ, «Logos», 1996. Том V, с. 10.]
В посвящении Фофанова обращают на себя внимание два практически равнозначных в плане самоназвания существительных - «северянин» и «лыжеход»: Игорь-Северянин = Игорь-Лыжеход. Поэт отдал предпочтение "северянину", вероятно, как наиболее обобщающему, с его точки зрения, хотя «лыжеход» как будто более конкретен и индивидуален. Объяснить выбор практически невозможно, потому что прерогатива называть вещи своими именами (давать имена вещам и тварям) принадлежит только самому поэту. Современные исследователи связывают происхождение псевдонима и с Северной столицей - Петербургом, в котором поэт родился, и с окрестностями северного русского города Череповца, в котором прошли юношеские годы поэта, даже с северными реками Судой, Шексной, Нелазой. Однако все эти предположения вечно останутся на правах гипотез, которые невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Кстати, в упоминавшемся выше очерке Игоря-Северянина «Из воспоминаний о К. М. Фофанове» в главе «Стихи мне посвященные» приведент текст фофановского посвящения в прозе:
«Ничего лучшего не мог я придумать, что показал мне Игорь-Северянин. Чту его душу глубоко. Читаю его стихи и все говорит мне: в Тебе - Бог!»
[Игорь-Северянин. «Из воспоминаний о К. М. Фофанове». Соч. СПБ, «Logos», 1996. Том V, с. 8.]
Первые 15 брошюр и два отдельных стихотворения - «Памяти А. Н. Жемчужникова» и «На смерть Лермонтова» вышли в свет под именем Игоря Лотарева. Наиболее ранний известный мне автограф поэта, подписанный псевдонимом «Игорь-Северянин», я видел на 16-м сборнике «Зарницы мысли», который вышел в свет ранней весной 1908 года: «Глубокоуважаемому талантливому поэту Леону Михайловичу Шах-Паронианцу от автора на воспоминание. Игорь-Северянин. 7. IV. 08». [Частный архив в Москве. Копия в архиве автора.] Обращает на себя внимание тот факт, что приведенное выше посвящение Фофанова датируется зимой 1908 года, а «Зарницы мысли» увидели свет ранней весной. Это, как минимум, указывает на наличие косвенной связи между посвящением и псевдонимом.
Форма литературного псевдонима, избранного Игорем Лотаревым, даже для богатой на всяческие изыски русской литературы кажется довольно необычной. Я всегда придерживаюсь правила писать его через дефис, не разделяя наподобие имени и фамилии по той простой причине, что так придумал он сам. Дико читать литературоведческие статьи и публицистику, в которой поэта именуют Игорем Васильевичем Северяниным. Подобные ляпсусы встречается в изрядном количестве, и они отнюдь не так безобидны, как это может показаться на первый взгляд.
Дореволюционная критика и журналистика вкупе с издателями никак не могла смириться с дефисом в псевдониме и упорно воспроизводила псевдоним в виде имени и фамилии. Первые 15 брошюр и два отдельных стихотворения, изданные поэтом за свой счет, подписаны его гражданским именем - Игорь Лотарев. Еще 20 небольших сборников стихотворений вышли уже под псевдонимом «Игорь-Северянин». Первый крупный издатель стихотворений Игоря Лотарева Сергей Соколов (Кречетов) - издатель «Гриф» категорически воспротивился написанию псевдонима через дефис. «Громокипящий кубок», «Златолира» в издании Грифа, а также последовавшие за ними сборники «Ананасы в шампанском» и «Victoria Regia» в издательстве «Наши дни» вышли в свет без дефиса. Не счел возможным воспроизвести дефис известный издатель Викентий Пашуканис, выпустивший в свет собрание сочинений поэта. Тем не менее, в пашуканисовском «Громокипящем кубке» был помещен фотопортрет автора с факсимиле «Игорь-Северянин».
В изданиях эстонского времени наблюдается разнобой. Так, в ранних эстонских изданиях «Creme des Violettes», «Вервэна», «Роса оранжевого часа», «Колокола собора чувств» псевдоним воспроизведен в авторском написании, а в берлинских изданиях того же периода и в поздних эстонских изданиях дефис в нем снова пропадает. Воспроизведу любопытный документ, адресованный в совет по присуждению ежегодной «Премии имени Игоря Северянина», учрежденной членами русской фракции Рийгикогу (Государственного собрания Эстонской Республики). Документ появился в связи с моим предложением писать псевдоним поэта в названии премии в его авторской, а не в издательской версии:
«О правописании псевдонима поэта И. Лотарева.
период. Чаще этот вариант использовался также при оформлении произведений в печати самим поэтом. Написание псевдонима без дефиса между именем и фамилией-прозвищем наиболее удобно и гармонично с точки зрения норм русского языка. Пример при склонении: с дефисом - Игорь-Северяниным, Игорь-Северянина и т. д.; без дефиса - Игорем Северяниным, Игоря Северянина и т. д.
С учетом вышеизложенного представляется предпочтительным в написании имени поэта использовать вариант без дефиса: Игорь Северянин.
Приложение: Копия с первой страницы книжки стихов "Рояль Леандра", изданной самим автором в Бухаресте в 1935 году (поздний Северянин), с указанием имени-псевдонима без дефиса. На оттиске находится также факсимиле собственноручного посвящения автора своему знакомому Юрию Дмитриевичу Шумакову, что доказывает факт личной акцептации и применения правописания собственного псевдонима со стороны автора.
Вл. Илляшевич, член Совета,
секретарь правления Союза писателей России.
».
[Копия в архиве автора. В интернете на сайте http: //www.baltwillinfo.com/Sev/sev-2.htm ]
При цитировании полностью сохранены все особенности документа. Однако относительно авторской акцептации написания псевдонима без дефиса необходимо сделать оговорку, поскольку указание на «Рояль Леандра» в качестве доказательства сделано без знания и учета реальных обстоятельств его издания. «Рояль Леандра» был набран и печатался в Бухаресте друзьями поэта без его личного участия. Более показательным был бы пример сборника «Адриатика», изданного в Нарве стараниями автора и за свой счет, или сборника переводов из Марии Ундер «Предцветение», изданного автором на государственный счет, в которых псевдоним употреблен без дефиса. Дефис очень не нравился эстонскому поэту Алексису Ранниту, поэтому две книги переводов его стихов на русский язык, сделанные Игорем-Северяниным, вышли без дефиса в псевдониме переводчика. Казалось бы, столь неудобному при склонении псевдониму, вынесен окончательный приговор, но давайте спросим самого автора.
В рукописи неизданного сборника «Лирика» (Эстонский литературный музей) со стихами 1918-1928 годов псевдоним на обложке выписан с дефисом. Та же картина в рукописях «Настройка лиры» (РГАЛИ), «Литавры солнца» (РГАЛИ), «Медальоны» (Нарвский городской музей). Предисловия к обеим книгам Раннита подписаны псевдонимом «Игорь-Северянин». Все известные автографы поэта на русском языке, за исключением того, на который ссылается В. Илляшевич - «Милому Юрию Дмитриевичу Шумакову с запоздалой ласковостью. Автор. Tallinn, 1941» [В собрании Лесмана. Копия в архиве автора.], содержат дефис в написании псевдонима. На книгах подаренных жене и в письмах к ней, в письмах к Георгию Шенгели, в письмах к Ирине Борман, в письмах к Софии Карузо и в письмах к другим адресатам, в том числе, к близким родственникам, можно видеть сокращенную форму псевдонима «Игорь. -»
«Игорь-Северянин. (Лотарев)».
Казалось бы, проблема дефиса не является принципиальной, но это далеко не так. Общеупотребительное разделение на имя и фамилию уже привело к эксплуатации псевдонима в весьма оригинальной форме. На центральной аллее Таллиннского Александро-Невского кладбища в двадцати метрах от могилы самого Игоря-Северянина можно видеть могилу лжедочери поэта Валерии Игоревны Северяниной, урожденной Валерии Порфирьевны Кореневой (Коренди). Сегодня не известна судьба ее сына Игоря Северянина-младшего, урожденного Игоря Олеговича Мирова. Если бы еще при жизни поэта не произошло разделения его псевдонима, то Валерия Порфирьевна Коренева должна была бы именоваться Валерией Игоревной Игорь-Северяниной, а ее сын Игорем Олеговичем Игорь-Северяниным-младшим, что само по себе демонстрирует абсурдность таких манипуляций с псевдонимом. Умершая раньше матери Валерия Порфирьевна упокоилась на кладбище без указания «неудобной» даты рождения (6 февраля 1932), абсолютно исключающей ее права на родовую фамилию Лотаревых и тем более на использование чужого псевдонима. Абсурд очевиден, и не заметить его теперь может только, рассуждающий об удобстве склонения, секретарь Союза писателей России В. Илляшевич.
Настоящая дочь поэта по имени Валерия, рожденная в 1913 году вне церковного брака, не смогла унаследовать ни родовую фамилию отца, ни его псевдоним. Она до смерти писалась Семеновой. Жена поэта Фелисса Михайловна Круут тоже не стала Северяниной, а всю жизнь была Лотаревой. Общеупотребительную традицию из уважения к поэту следует переломить, что трудно, но все же необходимо. Он сам так придумал и мы должны уважать его авторские права. Ведь не придет же никому в голову редактировать ранние псевдонимы Игоря-Северянина «Мимоза», «Игла» или таинственный псевдоним «Граф Евграф Д'Аксанграф» (accent grave - фр. важный слог; муз. низкий тон).
Выводы.
В части правописания псевдонима поэта в его авторской версии, т. е. без разделения на имя и фамилию - «Игорь-Северянин» - следует признать, что . В силу этого псевдоним «Игорь-Северянин» должен воспроизводиться в научной и иной литературе в его авторском написании. Кроме того, псевдоним «Игорь-Северянин» является неотъемлемой частью творческого наследия поэта Игоря Лотарева, существенной деталью его биографии и одновременно его личной мифологемой. Следует также иметь в виду, что псевдоним в его авторском написании служит своеобразным ключом к правильному пониманию его творчества.