2.4. Актуализация проблем анализа фонетико-графической организации художественного текста
Некогда Э. Сепир заметил: «Одна из наиболее интересных глав в трактате о языковом поведении, глава, которая пока не написана, должна быть посвящена экспрессивно-символической природе звуков — совершенно безотносительно к тому, что с референциальной точки зрения обозначают слова, в которых эти звуки встречаются. В собственно языковом плане звуки не имеют значения, однако, захотев проинтерпретировать их психологически, мы, вероятно, обнаружим, что между реальным значением слов и бессознательной символической значимостью звуков, как они реально произносятся индивидами, существует тонкая, хотя и мимолетная, связь. По-своему, интуитивно, это знают поэты»1.
Когда-то и В. Гумбольдт указывал на то, что «... совершенно внутренняя и чисто интеллектуальная сторона звуковых форм собственно и составляет язык, она есть не что иное, как употребление, которое делает из звуковой формы творчество»2.
Т. М. Николаева в книге «От звука к тексту» также замечает, что «корреляция звук-смысл выявляется в тексте не только для уже существующих или реконструируемых лексем или лексических связей; но и для контактов, сближающих слово по звуковому или семантическому совпадению окказионально, только в рамках данного конкретного текста»3.
В современной лингвистике существует две точки зрения на рассматриваемую проблему. Одни ученые4 считают, что звук (звукобуква5) может обладать широким семантическим потенциалом, который при увеличении частотности употребления данной звукобуквы в художественном тексте способен актуализировать (или даже создать) не только акустический, но и тактильный, цветовой (световой), эмоциональный образ6 и т. д.
Другие исследователи подвергают критике абсолютизацию семантики звука, в частности, Е. Эткинд утверждает, что «сам по себе звук никакой определенной экспрессии не несет. Его звукоизобразительные возможности определяются исключительно поэтическим контекстом...»7. Поскольку мы осуществляем исследование в рамках поэтического языка, то должны признать существование звуковой экспрессии, проявляющейся в фоносемантизации разного уровня. Иллюстративным материалом к данному положению может служить анализ текста, проведенный на основе компьютерной экспертизы ВААЛ.
2.4.1. Обоснование выбора используемой терминологии
В современной науке для обозначения такого предельно обобщенного понятия, как «звуковая организация художественной речи», исследователи пользуются разными терминами. В качестве таковых употребляются: «фоника», «эвфония», «инструментовка», «звукопись». В то же время не все они рассматриваются большинством ученых как синонимы. В ряде работ данные термины получают далеко не однозначное семантическое наполнение, и между понятиями, которые ими обозначаются, устанавливаются отношения, близкие к родовидовым. Так, М. Л. Гаспаров, говоря о звуковой организации текста, употребляет термин «фоника». Фоника подразделяется им на «канонизированную» (рифма) и «неканонизированную». Последняя (фоника в узком смысле слова) есть то же самое, что «звукопись», «инструментовка», «эвфония»8;
А В. Я. Брюсов9, напротив, в ранг основного термина, обозначающего общий «строй звуков в стихах», возводил «евфонию». Звукопись и инструментовка указываются как разновидности «евфонии» и при этом не отождествляются.
В последнее время «эвфония» обычно понимается в узком значении и поэтому не рассматривается как понятие, равнозначное звукописи и инструментовке. В частности, И. Б. Голуб и Д. Э. Розенталь отмечают, с одной стороны, что благозвучие речи далеко не всегда достигается за счет звуковых повторов, лежащих в основе инструментовки. С другой стороны, инструментовка может быть и на «неблагозвучные» согласные и их сочетания, что противоречит принципам эвфонии10.
Поскольку в отличие от фоники и эвфонии, понимаемых в большей степени как названия некоей совокупности всех возможных способов звуковой упорядоченности, а также области поэтики, изучающей эту упорядоченность, термины «инструментовка» и «звукопись» более конкретны, поэтому именно они предпочтительны при анализе художественного текста. Синонимичное использование терминов «звукопись» и «инструментовка» или указание на их однозначность (как, например, у Гончарова Б. П.11) тем не менее не означает их механического использования. При анализе фонетической упорядоченности, направленной на звукоподражание, главенствующим оказывается термин «звукопись», но он, в свою очередь, практически никогда не употребляется в тех случаях, когда звуковая организация выполняет не-звукоизобразительную функцию. Данная закономерность отражена в ряде определений, которые даются звукописи.
Так, М. Л. Гаспаров подчеркивает более частную, то есть звукоподражательную функцию звукописи, характеризуя последнюю как «систему звуковых повторов, в особенности — подобранных с расчетом на звукоподражание шороху, свисту и т. п.»12. Однако в определениях инструментовки аналогичная функциональная конкретизация отсутствует, есть лишь указание на её формальный признак. В частности, авторы книги «Секреты хорошей речи» понимают под инструментовкой «стилистический прием, состоящий в подборе слов близкого звучания»13. Однако И. Б. Голуб уточняет: «Повторение звуков в словах часто называют звуковой инструментовкой, в этом же значении употребляется термин "словесная инструментовка". Вместо терминов "аллитерация" и "ассонанс" иногда употребляют соответственно термины "инструментовка согласных" и "гармония гласных"»14.
Следовательно, если рассматривать понятия «звукопись» и «инструментовка» для обозначения фонетической композиции, основанной на звуковых повторах, они представляются тождественными лишь в структурном отношении Однако в функциональном аспекте они соотносятся как понятия родовое и видовое, так как инструментовка способна выполнять более широкий спектр функций, не являющихся собственно звукоизобразительными (например, выделение доминирующего в контексте слова; соединение разных по значению слов и установление между ними нетрадиционной семантической связи и т. п.).
2.4.2. Экспрессия звукописи языка поэзии И. Северянина
Языку художественного произведения свойственна особая организация, проявляющаяся на всех его уровнях. Это художественное своеобразие обусловлено авторскими предпочтениями и призвано содействовать их максимальной реализации. В силу этого в пределах конкретного текста любой элемент художественного языка способен быть носителем определенного содержания, нередко вступая при этом в новые смысловые отношения с другими единицами и приобретая дополнительные значения15«семантическую нагрузку получают элементы, не имеющие её в обычной языковой структуре»16. Речь вдет, во-первых, о единицах фонемного (фонетико-графического) уровня — звуках (звукобуквах17) и отдельных их сочетаниях.
В этой связи особенно актуальными представляются слова В. В. Виноградова о том, что «в языковой системе и звуки речи значимы, осмыслены».18 Вспомним знаменитое северянинское стихотворение «Чары лючинь» (1919), служащее примером яркой звукописи в книге М. Л. Гаспарова «Русские стихи 1890-x — 1925-го годов в комментариях»:
Лючинь печальная читала вечером ручьисто-вкрадчиво.
Так чутко чувствуя журчащий вычурно чужой ей плач,
И, в человечестве чтя нечто вечнее, чем чушь Боккаччио,
От чар отчаянья кручинно-скучная, чла час удач.
Чернела, чавкая чумазой нечистью, ночь бесконечная,
И челны чистые, как пчелы-птенчики безречных встреч,
Чудили всячески, от качки с течами полуувечные,
Чьи очи мрачные их чисел чудную чеканят речь19.
Поистине это стихотворение иллюстрирует мысль В. В. Виноградова о том, что «уже звуковая форма слова оказывается источником разнообразных смысловых оттенков».20 И в продолжение — стихотворение «Лунные блики»:
Лунные слезы легких льнущих ко льну
сомнамбул.
Ласковая линейность лилий, влюбленных в плен
Липких зеленых листьев. В волнах полеты камбал,
Плоских, уклонно-телых. И вдалеке — Мадлен.
1919, ТБ, с. 214.
В приведенных примерах звуковая доминанта ярко выражена, поэт раскрывает ведущий звук [л] / [л'], как бы нанизывая на него содержание всего стихотворения. Однако интересны случаи более филигранной инструментовки, в пределах одной строки:
Ты приходишь утомленная, невеселая, у гаслая...
Портниха, 1912.
Или:
Ночшен весь бесстыжей тьмой.
Я прохожу, хожу, брожу по тьме, во тьме...
Там же:
Здесь нет её, но здесь они, и много их.
Что ты шипишь, хрипишь, скрипишь, ворчишь,
скамья?
Она и он, 1911, ТБ, с. 121.
Или:
Как похохатывают горожанки,
Обворожаемые рожей лжи, —
Бессодержательные содержанки
Мужей как собственных, так и чужих...
Праздники, 1927, ТБ. С. 352.
Безусловно, фонетическое оформление привносит определенные качества в общее понимание и прочтение художественного произведения, тем более если речь идет о поэтическом стихотворении, где «единство и теснота стихового ряда»21 создают образно-звуковую взаимосвязь. Хотя на этот счет есть и иное мнение, в частности, В. Н. Виноградова считает, что в языке И. Северянина «звукописи не всегда соответствует сколько-нибудь чётко выраженное содержание»22
Примечания
1. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии (пер с англ. проф. А Е. Кибрика). М., 1993. — С. 294.
— С. 8.
3. Николаева Т. М. Отзвука к тексту. М., 2000. — С. 431.
4. См.: Воронин С. В. Основы фоносемантики. Л, 1982. — 324 с.
5. А. П. Журавлев объединил означаемое и означающее в понятии «звукобуква». См. об этом: Журавлев А. П. Фонетическое значение. Л., 1974. — С. 99.
6. Любосветов Д. И. Акустическая природа радиовещания // Вестник Моск. ун-та, серия 10, ф-т «журналистика», 1997. — № 3. — С. 43.
«... звук может вызвать зрительное представление. ... Активизировать и иную ассоциативную линию, например, обонятельную или осязательную».
7. Эткинд Е. Материя стиха. СПб., 1998. — С. 362.
8. Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. — С. 470, а также: Гаспаров М. Л. / Русские стихи 1890-х — 1925-го годов в комментариях. М., 1993. — С. 64.
9. см. Брюсов ВЯ. Избранные произведения: в 2-х т., Т. 2., М., 1955. — С. 162—187.
10. Голуб И. Б., Розенталь Д. Э. Секреты хорошей речи. М., 1993. — С. 257—277.
— С. 118.
12. ЛЭС, С. 112.
13. Голуб И. Б., Розенталь Д. Э. Секреты хорошей речи. М., 1993. — С. 268.
14. Голуб И. Б. Стилистика русского языка. 3-е изд., испр., М., 2001. — С. 169.
15. Литературный энциклопедический словарь. М., С. 524—525.
— С. 38.
17. определение А. П. Журавлева, см. в кн.: Журавлев А. П. Фонетическое значение. Л., 1974. — С. 99.
18. Виноградов В. В. / Русский язык (грамматическое учение о слове) изд. 2-е. М., 1972. — С. 16.
19. Гаспаров М. Л. Русские стихи 1890-х — 1925-го годов в комментариях. М., 1993. — С. 63.
20. Виноградов В. В. Русский язык (грамматическое учение о слове) изд-е 2-е., М., 1972. — С. 16.
— С. 133.
— С. 98.